"Graphics of Boris Budinas"

6 марта 2020

Армения-НЯМ "ПОСМОТРИМ, КТО КОГО ПЕРЕУПРЯМИТ"

Фото – Вильнюс

Фото – ВильнюсАрмения - путешествие с Мандельштамом 222
Бродский о НЯМ
Книжка, которую собрал Нерлин о НЯМ "ПОСМОТРИМ, КТО КОГО ПЕРЕУПРЯМИТ". Там много интересных моментов-наблюдений

+++++++++++++ Борис Мессерер
Жила она на Большой Черемушкинской улице, близко от Профсоюзной, на первом этаже типового шестиэтажного дома в однокомнатной квартире с кухней где всегда кто-то находился из молодых людей обоего пола, опекавших ее. Я всегда спрашивал себя, что заставляет этих молодых людей с таким истовым старанием поддерживать быт ее дома, при этом ютится на кухне, чтобы не мешать НЯ и не быть слишком на виду. ..я думаю ими двигала совесть...
--- не надо\\\Все-таки я думаю ими двигала совесть. Прочитав книги НЯ и как бы пройдя с ней ее жизненный путь, молодые люди могли ощутить всю несправедливость власти, преследовавшей ее мужа - великого русского поэта и ее - его жену и соратницу.
++++++++++++++++
Кратко - НЯ после 38 года - совсем кратко
+++++++++++++++++++
Браун - как передавала ему рукописи для переправки на Запад.
Кейс - из Голландии - пугала секретностью.

ЛЕКМАНОВ -Тарановский????

Елена Мурина ++++++++++++++++++++++++

Как-то она рассказала, как "сошлась" с Мандельштамом., появившемся в Киеве в тот день, когда состояллось их знакомство. Удивляясь себе, она вспоминала, что в духе тех "революционных" времен она, как и многие ее друзья, придерживалась весьма вольных нравов и особого значения близости с Мандельштамом не придала. Гражданская война их разлучила, и она, не слишком горюя, считала, что навсегда. Но когда он ее нашел, чтобы назвать женой, она, ни минуты не колеблясь, приняла свою судьбу. (Вторая книга)НЯМ: В тот период в Киеве мы не чувствовали себя связанными, но уже тогда в нас обоих появились два свойства, сохранившиеся на всю жизнь: легкость и сознание обреченности.

Как я поняла из общения с НЯ, Сама по себе ее жизнь после гибели мужа не имела для нее никакой цены. Ее готовность вытерпеть все, чтобы выжить, поддерживала только одна единственная цель - сохранить поэзию Мандельштама, не дать ей сгинуть в забвении, вернуть его имени достойное место в русской литературе. Только для этого она терпела унижения, чтобы сохранить работу в провинциальных вузах, из которых ее регулярно выгоняли, а в 1956 голу защитила диссертацию, которая прямо так и начиналась: "Труды И.В.Сталина по языкознанию открывают новый этап в построении марксистского языкознания в целом, исторической грамматики в частности". Теперь как-то забывается, какой опасности она себя подвергала, написав свои книги и, главное, издав их на Западе. Откуда же возникла эта решимость в открытую противопоставить разящую правду о пережитом ею и Мандельштамом в стране повсеместной лжи?

Главным импульсом для нее было вовсе не желание рассказать о своем ужасном опыте и уж тем более не намерение привлечь внимание к своей особе и чуть ли не приравнять себя Мандельштаму и Ахматовой... Просто она знала, как беззащитна поэзия вообще, и поэзия Мандельштама особенно, перед равнодушием и общераспространенной глухотой людей к самому звуку поэтического слова. И она, безусловно надеялась, что только такой таран, как задуманные ею книги может пробить многолетнюю стену умолчания и забвения....

+++++-Что ж, мы стали свидетелями ее правоты: не его гениальные стихи, но рассказанная ею безоглядная правда о трагической судьбе поэта привлекла внимание к нему и у нас, и еще больше за рубежом. Там его "открыли", а у нас "вспомнили"...Ее книги помогли его поэзии выйти из замкнутого круга специалистов и любителей поэзии. Обо всем этом она говорила с нескрываемой горечью: "Поэту у нас, чтобы быть услышанному, надо безвременно погибнуть или, на худой конец, быть сосланным, изгнанным, запрещенным". Такая уж природа славы в нашем отечестве. НЯМ говорила: Свою роль в жизни я могу определить так: я была свидетельницей поэзии". Ведь он "работал с голосу", и она всегда была около него, слушая его шаги и внимая священному бормотанию, а потом записывая под его диктовку еще дымящееся стихотворение. ++++++++

Не буду утверждать, что НЯМ была скромной , смиренной. Эти понятия вообще не вяжутся с ее характером. Она знала себе настоящую цену: она написала нужные книги и в нужный момент. Как многие по настоящему умные люди, НЯМ вообще не относилась к себе слишком всерьез.

В последние годы жизни НЯ все чаще начинала разговор своими любимыми "когда встретимся с Оськой" "Когда встречусь с Оськой, он даст мне в морду: ишь, распищалась...."

------В ее жизни был стержень, была "сверхзадача", и она выполняла ее до конца, подчинив ей все: свою память - она изо дня в день твердила наизусть стихи не надеясь на сохранность архивов и книг; свое право на нормальную жизнь под каким-нибудь крылом, на уход в общепринятое беспамяьсятво, подчинившись страху; свои силы и здоровье, когда она, не жалея себя, погружалась в мучительные воспоминания, чтобы написать свои книги.

ныне Утраченно "искусство" юмористически обыграть очередную выходку судбы, низвести горькое до смешного, исключить даже намек на патетику. Так НЯМ скрашивала общение с людьми, скрывая свою безграничную усталось и от других, да и от себя самой. Вот один из ее образчиков "снижения":"все говорят, что курить вредно. Вот я курю две пачки Беломора в день и никак не сдохну!" НЯМ и не думала скрывать свою установку не на пресловутую "объективность", а на пристрастность. и ей была чужда боязнь кого-то оттолкнуть, задеть. У меня создалось впечатление, что НЯМ теряла свидетелей тех давних лет без особого сожаления и чувства "вины". Она сделала свое дело, добилась цели. Она очень устала от жизни, и ей было скучно вступать в дискуссии, выяснять отношения, оспаривать свою правоту.

НЯ избегала жаловаться на трудности прожитой жизни всерьез . Равно как и на болезни, посетившие ее в старости. Так, немножко жалобно "поскулить" Она кричала во сне, как раненный звяц (случайно слышала на охоте) - та же смесь смертельного ужаса и детской жалобы. Когда я услышала эти крики впервые, я поняла про ее жизнь больше, чем о ней можно рассказать любыми словами. "Это что! Вы бы слышали, как кричит Наташа Столярова" (семнадцать лет лагерей и ссылки)

Последние годы НЯ почти все время лежала в кровати. " Я болею. у меня пролежни, а я говорю, что вырос хвост. Обратное развитие: скоро превращусь в собаку, а потом в рыбу. Старость - радость, только старческие немощи - худо."

Афоризм НЯ: "Молодость - это болезнь". Только так можно объяснить некоторые поступки молодости.

Книги НЯ создали ей отдельную от Мандельштама славу.Особенно ей нравилось, когда она - слава - приобретала "материальное выражение" в виде гонораров и разнообразных подарков. подарки она тут же раздаривала тем, кто в данный момент находился в ее квартире. Но это все мелочи, если вспомнить, что она купила квартиру Лене Крандиевской, а позднее еще одной своей помощнице

++++++++++++++++++++++++++
Кейс Верхейл
Заводя речь о чем-нибудь "опасном" она переходила на заговорщицкий шепот и указывала пальцем на потолок, чтобы напомнить о возможной прослушивающей аппаратуре, а прежде чем давать читать что-нибудь запрещенное, торжественно задергивала занавески. Я осознал далеко не сразу - в том, как нарочито она принимала свои "меры предосторожности", заключался не только демонстративный урок для иностранца, но и немного игры. Однажды я попросил своего университетского товарища, тоже иностранца, кое-что ей передать, потому что сам не мог к ней зайти. Когда я оказался у нее в следующий раз, она рассказала мне с гордой усмешкой, как ей удалось его так напугать, что он через несколько минут после прихода весь позеленел и дрожа и заикаясь бросился наутек. ++++++++++++++

Кларенс Браун

Далее короткий рассказ о том, как рукопись попала на Запад. Надежда согласилась дать ее мне, чтобы я переправил ее в Соединенные Штаты. Однажды я пришел так же, как обычно, но на самом деле с единственной целю - получить рукопись.

Меня сразу поразило странное настроение НЯ. Она ошеломила меня, сказав, что передумала, что в конце концов она не хочет, чтобы я увез с собой ее воспоминания, и это заявление было сделано в тот момент, когда она передала мне книгу, заверную в коричневую бумагу. Не помню, что я ответил. Но я отлично помню тот внезапный поток русских непристойностей, который извергся из ее губ, когда она за локоть направила меня к двери. Я как всегда, не сразу понял, в чем дело, но все таки наконец до меня дошло, что Надежла говорила не со мной и не обо мне, а со стенами. Она прижала палец к губам и благословила взглядом.

------Далее последовала сцена из второразрядного триллера. Я вышел из подъезда в обычно пустой двор жилого квартала. На всех четырех углах стояло по человеку в плаще. Первой мыслью, которая промелькнула у меня в голове, был вопрос о том, сколько лет будет моему сыну, когда я выйду на свободу, если это вообще произойдет. Вторая мысль была о том, что нужно бросить портфель в кусты и бежать со всех ног. Третья - что нужно идти обычным путем, налево, в обычный выход из двора. Человек, стоявший в этом углу, поднял руку и помахал своим трем коллегам, чтобы они подошли. Они быстро двинулись к нему. Я шел дальше. проходя мимо, я кивнул. Он тоже кивнул. Ничего не произошло. Я отправил посылку дипломатической почтой, которую не досматривали. Так рукопись попала на Запад.

6 March 2020

Book - Nadezhda Mandelshtam (sorry. In Russian)/ Photo – Vilnius