Сталинизм-Флоренская,Гинзбург

Stalin/ Florenkaja\Ginsburg book

19 сентября 2022

Сталинизм-Флоренская,Гинзбург
Фотография - из военных негативов

https://azbyka.ru/fiction/krutoj-marshrut/14
Гинзбург

Вера Александровна Флоренская Моя жизнь. НЛО, Москва 2022.
Статья Эренбурга "Убей немца!" вместо "Убей фашиста!" очень нас поразила. Как то еще больше дошла до сознания беспощадность войны.
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

очень интересная книга. Жена - историк, экономист и юрист, муж - правовед, работал в институте ПРАВА, профессор. Его директор был Пашуканис, трудовое право. Описывается семейная жизнь - дореволюционная и послереволюционная, реалии времени, хорошая память на факты, имена. Про мужа - с обожанием. Очень откровенно - его лагерная история с другой женщиной.
Сама она была в ссылке, потом в ссылке с мужем. Перипетии на работах. Про людей в основном с симпатией. Многие ""тянули лямку" "отбывали номер" - делали вид, что работают - в деревнях, на заводах. Она себе это не позволяла - не встревала ни в какие махинации, была независима и не вступала в сговоры.
Это тип чел-ка РАБОТАЮЩЕГО и верующего в свою порядочность. Несколько раз в книге пишет так, что может быть и сожалеет о каком-то своем поступке. Главное - я и мои принципы.
Встретил там рассказ о семье Бандман, которых я знал. Узнал по описанию мужа дочери Ольги Леонидовны. Был у них в Новосибирске, потом на какой-то конференции в Крыму. Но заботы этой научной среды напоминали некую игру с массой условностей, что-то от детской игры. Это вообще научная среда того времени - она ее как-то взахлеб описывет - кто какой, как себя вел и пр. В общем какие-то мелочи. Чел в некотором ящике, в котором блюдут свою НЕВИННОСТЬ и играют по правилам приличия, что ли, сформулированным для себя.
Можно вспомнить Пришвина - соединениме личного интереса и общественного. Так как Флоренская, кажется и юрист, она юридически обустраивала свою жизнь - писала просьбы, заявления. Поразительный факт - ссыльная, она попросила НКВД разрешения поехать повидать детей в Москву. Ей разрешили, никто видимо не догадыался такое попросить. Она поехала и подала в суд на НКВД. при аресте незаконно что-то делали. Отсудила 20 тысяч - это в году 40-м. Как-то надо было выживать и обустраиваться.
Книга имеет примечания - где многие факты, упоминаемые в книге, поясняются. Но нет ни предисловия, ни послесловия публикаторов - текст "КАК ЕСТЬ".
В тексте некоторые повторения- она пишет, что текст не перечитывает, так как больные глаза. Самыq конец несколько сумбурный. Сам текст писался в 60-80 годы.
Пишет о Пошуканисе - организаторе Института Права. Как-то за работой не было оценки, где же ты находишься и зачем все это. Но это уже философия - другая наука.
Надо прочитать Крутой маршрут. Хроника времен культа личности Лидии Гинсбург. Книга Форенской подкупает своей непосредственностью. Часто вспоминал Отца Эммы и ее рассказы.
++++++++++++++++++++++++++++

Крутой маршрут - Евгения Гинзбург+++++++++++
- Вы не понимаете происходящих событий. Вам будет очень трудно.
Наверно, сейчас, попав в такое положение, я "покаялась" бы. Скорее всего. Ведь "я и сам теперь не тот, что прежде: неподкупный, гордый, чистый, злой". А тогда я была именно такая: неподкупная, гордая, чистая, злая. поток "раскаяний" ширился с каждым днем Бия себя кулаками в грудь, "виновные" вопили о том, что они "проявили политическую близорукость", "потеряли бдительность", "пошли на примиренчество с сомнительными элементами", "лили воду на мельницу", "проявляли гнилой либерализм". Немного поднялось мое настроение в связи с тем, что секретарь райкома партии оказался таким же "непонятливым", как я. Когда мой выговор поступил по моей апелляции на бюро райкома, он удивился:

- За что же ей выговор? Ведь Эльвова знали все. Ему доверяли обком и горком. Или за то, что по одной улице с ним ходила?
К осени Бейлин с Малютой вынесли решение: строгий с предупреждением за примиренчество к враждебным партии элементам, с запрещением вести преподавательскую работу.
- Эх, Евгенья-голубчик! Ума в табе - палата, а глупости - саратовская степь!
Муж мой только покровительственно усмехнулся, когда я рассказала про бабушкино предложение. Еще бы! Ведь мы владели истиной в ее конечной форме, а она была всего-навсего "баба рязанская".
И поехала. Поехала к Емельяну Ярославскому, который обвинил меня в том, что я "не разоблачила" неправильность статьи Эльвова, который САМ эту статью поместил в редактированной им, Ярославским, четырехтомной "Истории ВКП". Было от чего взяться за голову!
- Если брать таких, как ты, то надо всю партию арестовывать! - поддерживал меня в этих умозаключениях муж.

Однако вопреки всем этим доводам рассудка меня не оставляло предчувствие близкой гибели. Казалось, я стою в центре железного кольца, которое все сжимается и скоро меня раздавит.
Я никогда не думала, что Ярославский, которого называли партийной совестью, может строить такие лживые силлогизмы. Из его уст я впервые услышала ставшую популярной в 1937 году теорию о том, что "объективное и субъективное - это, по сути, одно и то же". Совершил ли ты преступление или своей ненаблюдательностью, отсутствием бдительности "лил воду на мельницу" преступника, ты все равно виноват. Даже если ты понятия не имел ни о чем - все равно. В отношении меня получалась такая "логическая" цепочка: Эльвов сделал в своей статье теоретические ошибки. Хотел он этого или не хотел - все равно. Объективно это опять-таки "вода на мельницу" врагов. Вы, работая с Эльвовым и зная, что он был автором такой статьи, не разоблачили его. А это и есть пособничество врагам.
- Ну хорошо, я не выступила! Но вы-то ведь не только не выступили, а еще сами отредактировали эту статью и напечатали ее в четырехтомной Истории партии. Почему же вы судите меня, а не я вас? Ведь мне 30 лет, а вам 60. Ведь я молодой член партии, а вы - партийная совесть! Почему же меня надо растерзать, а вас держать вот за этим столом? И не стыдно все это?
- Никто лучше меня не осознает моих ошибок. Да, я человек, немыслимый вне партии, виноват в этом перед партией.
Но стоило мне начать откровенный разговор о происходящих событиях, как он немедленно становился на ортодоксальные позиции. Мне он, конечно, верил безоговорочно, знал, что я ни в чем не виновата. Но тех оценок положения, которые начинали довольно четко складываться у меня в сознании, он, член бюро обкома, не разделял. Его больше устраивало предположение, что в отношении меня персонально произошла ошибка.

Ты прости, Женюша, но в таких шуточках нехороший привкус есть. Ты личную свою обиду отбрось. На партию не обижаются.
каждый делает вид, что эта ссора важна для него и волнует. А в действительности что значит ТЕПЕРЬ супружеская ссора? Ведь мы уже вне жизни, вне обычных человеческих отношений. Но это был только подтекст, не высказанный даже самим себе.
Несмотря на то что в Астафьеве кормили, как в лучшем ресторане, а вазы с фруктами стояли в каждом номере и пополнялись по мере опустошения, некоторые дамы, сходясь в курзале, брюзгливо критиковали местное питание, сравнивая его с питанием в "Соснах" и "Барвихе".

Это был настоящий пир во время чумы. Ведь 90 процентов тогдашнего астафьевского населения было обречено, и почти все они в течение ближайших месяцев сменили комфортабельные астафьевские комнаты на верхние и нижние нары Бутырской тюрьмы.
"Чистили" домашнюю библиотеку. Няня ведрами вытаскивала золу. Горели "Портреты и памфлеты" Радека, "История Западной Европы" Фридлянда и Слуцкого, "Экономическая политика" Бухарина. Мама "со слезами заклинаний" умолила меня сжечь даже "Историю новейшего социализма" Каутского. Индекс расширялся с каждым днем. Аутодафе принимало грандиозные размеры. Даже книжку Сталина "Об оппозиции" пришлось сжечь. В новых условиях и она стала нелегальщиной.
Он хотел убедить себя, что это проверка, какое-то недоразумение, временное и отчасти даже комичное. А вот в следующий выходной Биктагиров, возможно, будет снова сидеть в "Ливадии" за столом и с улыбкой рассказывать, как его чуть было не приняли за врага народа.
Потом приносили кучу газет. И уже нельзя было отличить, которая из них "Литературная", которая, скажем, "Советское искусство". Все они одинаково выли и кричали о врагах, заговорах, расстрелах…
- До свидания, Женюшенька!

И взгляд… Пронзительный взгляд затравленного зверя, измученного человека. Тот самый взгляд, который потом так часто встречался мне ТАМ.
Я часто думала о трагедии людей, руками которых осуществлялась акция тридцать седьмого года. Каково им было! Ведь не все они были садистами. И только единицы нашли в себе мужество покончить самоубийством.
До сих пор не понимаю, что толкнуло его, Слепкова и многих других из "ранее репрессированных" вести себя так, как он советовал мне.

- Говори прямо о несогласии с линией Сталина, называй как можно больше фамилий таких несогласных. Всю партию не арестуют. А если будет тысячи таких протоколов, то возникнет мысль о созыве чрезвычайного партийного съезда, возникнет надежда на "его" свержение. Поверь, внутри ЦК его ненавидят не меньше, чем в наших камерах. Может быть, такая линия будет гибельная для нас лично, но это единственный путь к спасению партии.
И я жалею Дерковскую едкой щемящей жалостью, хоть она действительно первая живая эсерка, которую я увидала, хоть она и резко высказывает мне в глаза свои мысли.
По-хорошему, не по-палачески говорила со мной. Лично вас мне жалко. Но вообще-то, не скрою, рада, что коммунисты наконец тоже почувствуют на себе многое, о чем мы им давно говорили…
Мне любопытно дознаться, что же противопоставляют нашей программе современные эсеры. После нескольких бесед становится ясно, что никакой позитивной программы нет.
- Одна коммунистка предлагает папиросы. Брать ли?
в голову мне приходят самые еретические мысли о том, как условна грань между высокой принципиальностью и узколобой нетерпимостью, и еще о том, как относительны все человеческие системы взглядов и как, наоборот, абсолютны те страшные муки, на которые люди обрекают друг друга.
Однажды, на исходе знойного мучительного дня, когда надзиратели были отвлечены раздачей "баланды", мы услышали неплохой баритон, исполняющий арию Тореадора по такому неожиданному либретто:

Сколько вас там, женщины-друзья?
Сколько вас там, спойте вы нам!
Спойте
Фамилии свои подряд,
Здесь все
Вас знать хотят,

спустя больше чем 20 лет, пишу об этом. Но я должна писать. Как у Инбер: "Без жалости к себе, без снисхожденья идти по этим минным загражденьям".
- Ну что, убедились, каково жить без своего секретаря? Были бы у меня - разве я допустил бы, чтобы с вами так разделались?
Тюрьма гудела. Казалось, толстые стены рухнут под напором неслыханных новостей, передаваемых по стенному телеграфу.
- Сидит весь состав правительства Татарии.
- При допросах теперь разрешены физические пытки.

- В Иркутске тоже сидит все руководство. Итак, секретари обкомов из лиц, охраняемых и являющихся якобы объектами террористических заговоров, на наших глазах превращались в субъектов, руководящих такими заговорами. Ну вы-то ладно! - говорила она. - Вы хоть член партии! А я при чем, чтобы меня на военную коллегию?

Мысль о том, что принадлежность к коммунистической партии является отягчающим обстоятельством, уже прочно внедрилась в сознание всех.
Вначале я действительно проходила у них как троцкистка, но потом Рудь завернул дело, сказал, что по троцкистам у них план перевыполнен, а по националистам они отстают, хоть и взяли многих татарских писателей.
Она, мол, полностью согласилась с установкой и выразила готовность быть исполнителем террористических актов. Юля, задохнувшись от изумления и гнева, закричала на него: "Лжете!" Он патетически воскликнул: "Надо разоружаться. Надо стать на колени перед партией". судьба Зиновьева, Каменева и Радека. Уж если им дали по десять лет, так неужто нам больше? Наивность этого рассуждения можно извинить,
До глубокой ночи я проходила все этапы бутырской обработки. После обыска - снятие отпечатков пальцев, процедура не менее унизительная, чем обыск. Затем фотографирование в профиль и в фас, а под конец - долгожданная баня, радостная и сама по себе, и как что-то разумное, выводящее хоть на время из круга дантова ада.

19 September 2022

Stalin/ Florenkaja\Ginzburg book \in Russian\, Photo - from war negatives