Померанц -Самойлов.

Grigoriy Pomeranc

7 января 2023

Померанц -Самойлов.
Фотографии -детские отпечатки

Померанц - Отрывки о войне
++++++

22 июня Леонид Ефимович сказал: сейчас решается судьба рабочего движения на много лет вперед. Я удивился. но война оправдывала штамп.
Я совершенно перестал думать, насколько я умнее и смелее своих соседей, жующих сталинскую жвачку. Захватила и понесла со всеми высшая воля:

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые

Я готов был хлебать бессмертие из одного котелка с двадцатью миллионами.
Я пошел в комсомольский комитет и попросил поставить меня на учет.
Москва казалась городом-призраком. Где-то над этим огромным городом-призраком гудели немецкие самолеты, то возникая в луче прожектора, то снова развоплощаясь. Какая-то жуткая, зловещая, вынимающая душу красота. Я всегда говорил, что бомбежка,как великое искусство, не приедается и каждый раз смотрится заново.


ХХХХХ FUTURE ХХХХХХХХ
Летом 1944 года я несколько дней шел по белорусским лесам с лейтенантом Сидоровым. Мне хотелось в него всмотреться. Рота Сидорова устояла, когда наши колонны, беззаботно вышедшие из лесу, внезапно атаковал спешенный венгерский кавполк, вооруженный автоматами - почти по пулемету у каждого солдата. Свист, треск, грохот.
Стрелковая рота, по уровню опасности, мало отличается от штрафной роты. Командир взвода или роты, прошедший войну и оставшийся целым - живое чудо. Все равно как повешенный, у которого оборвалась веревка. Впрочем в таком положении был и рядовой состав стрелковых рот. В офицерские школы брали с образованием 7 классов, В артиллерию и другие спецподразделения - тоже. Малограмотные были штрафниками по своему социальному положению. Особенно азиаты, плохо говорившие по русски - русский мужик еще может устроиться ездовым или на другую несмертную должность.

Бывший школьный учитель, спокойный, мягкий, Сидоров разговаривал с солдатами как с учениками. Лихости в нем не было никакой.. но соседи бежали, а его рота остановила противника.
В 41-м лейтенант Сидоров получил приказ взорвать мост. Он выполнил это не торопясь, пропустив всех своих, и попал в окружение. Вышел без каких-то символов военной чести, допустим в гражданской одежде. За это его не повышали в должности и звании.
Сидоров не видел ничего ужасного в том, что оказался на одном уровне с крестьянами, среди которых жил и до войны. Он говорил о своей судьбе спокойно, без обиды. Не он один терпел установленный порядок. Вообще ему некогда было думать о себе, он думал о других. +

+++++++
Есть в России небольшое меньшинство, которое как бы нарочно придумано, чтобы уравновесить безответственность большинства. В обычной жизни, когда начальство всем распоряжается, это меньшинство почти незаметно и не бросается в глаза. Но в обстановке хаоса и развала Сидоровы вдруг выступают вперед. Не на самое первое место: для этого им не хватает честолюбия. но на очень важное. Можно выиграть войну без любого маршала или генерала, но нельзя без Сидоровых. Войну решили согласие солдат на смерть, когда не было ни авиации, ни танков, ни общего плана, ни связи, и способность Сидоровых организовать сопротивление, оборонять свою высотку, превратить в крепость обыкновенный жилой дом в центре Сталинграда - и дать командованию время собрать силы для наступления. Общий стиль войны не был сидоровским, скорее сталинским. Но Сидоровы тоже были, и кто сочтет - какую роль в обороне Одессы, Севастополя, Сталинграда сыграли Сидоровы, не представленные ни к какой награде.

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
Странная вещь страх. В первом бою наплыв восторга смыл страх. Навстречу везли в дровнях тяжело раненных, большие пятна крови расплывались по марле. Ёкало сердце, но сознание, что это настоящий бой, совершенно переполняло меня и не оставляло места ни для чего другого.

Я был мишенью, обладавшей сознанием и эстетской восприимчивостью. И не могу не сказать, что это было красиво.. Сперва - 16 пикирующих бомбардировщиков ЮНКЕРС 87. Я их несколько раз пересчитал. Последний раз пересчитал - уже вывезенный на санитарных санках с собакой в упряжи. Все 16 сбросили бомбы точно над моей головой. Немцы действовали , как на полигоне, в строгом порядке. Кружение их напоминало танец, в котором то одна, то другая балерина по очереди выходила из хоровода и вертелась на одной ножке, дожидаясь аплодисментов. Вместо хлопков - взрыв бомб, и вместо музыки - вой самолета, вошедшего в пике. Я много раз видел это и позже, и каждый раз впечатление было свежим и ярким, как от Шекспира.

Покружившись, самолеты улетали заправиться. Тогда начинали минометы, без передышки, потом ЮНКЕРСЫ. Потом опять минометы. И опять ЮНКЕРСЫ... Снег не защищал от осколков, мерзлую землю лопатки не брали. Я думал - это наверное по неопытности наших командиров, другие не так воюют - увы в госпитале раненные солдаты в один голос говорили - не война, а одно убийство. А наша третья московская стала гвардейской. Стало быть другие воевали еще хуже. Было томительно ясно, что так нельзя, что это абсурд. Солдатская пословица - не война, а одно убийство - именно это и высказывала.

+++++++
Я убежден, что человеку в иных случаях вовсе не страшно умирать. Игра со смертью завлекает до совершенного опьянения. страшно быть живой мишенью... Страшно погибать нелепо, без смысла, по своему собственному или чужому идиотству.

+++++++++++++
Война освобождала от всякого страха. Привыкали - и своей шкурвы не жалеть, и чужих... Привыкали до того, что нам, героям, все позволено. И очень помню это чувство в октябре 44, перед вторжением в Восточную Пруссию.. Перейдешь через границу и мсти, как твоей душе угодно. Перешагнуть через страх не теряя совести - а возможно и разума - очень трудное дело

+++++++++++++++++
Миусский фронт - лето 43
григорий померанц - сотрудник дивизионной газеты
Работа шла легко, весело. Я разыскивал солдат, сержантов, мл. офицеров, побывавших в переделках, и лепил легенду. Ничего не приукрашивая, а просто выбирая нужное, опуская ненужное и давая возможность новичкам почувствовать опыт ветеранов как свой собственный. Приходилось писать и о другом - об отличниках окопных работ, бывали артиллерийские дуэли, я писал о снайперах и наводчиках. Писал об агитаторах, парторгах.. но больше всего о боевом опыте. Я сам в него вживался.

До сих пор помню сержанта, седого как лунь. Поседел под Севастополем. Наши и немецкие окопы сошлись там метров на 80, огнем атакующих не остановить, а отступать некуда. . и когда немцы подымались в атаку, наши матросы и солдаты бросались навстречу. А в штыковых боях самое трудное - по словам Лагутина - переглядеть противника. Топтались, оба в оборонительной позиции, не торопись открываться, сделать взмах.. И тут главное - переглядеть. Кто опустит глаза, тот погиб. Тогда размахивайся и коли. Напряжение таких гляделок страшное. Сержант больше всего запомнил здоровенного рыжего немца, которого никак не мог переглядеть. Потом рыжий, скрипнув зубами, опустил глаза, и сержант его заколол. От этой парапсихологии и седина.

Простой рассказ Лагутина - символ любой войны. Снаряды, мины, бомбы, движения атакующих армий - только средство переглядеть противника, подавить его. Впрочем тогда я об этом не думал. Перед собой я видел сержанта Лагутина и других солдат, сержантов и офицеров, и помогал им поверить в свою силу.

В эти относительно спокойные месяцы мы все поверили, что будем бить немцев. Против мифа МЫ АРИЙЦЫ был выстроен антимиф МЫ СТАЛИНГРАДЦЫ - и как-то мгновенно вошел в плоть и кровь. я прекрасно знал, что это миф, что наша дивизия Сталинград не защищала, под Котлубанью действовала неудачно, в ноябрьском наступлении играла скромную роль и наконец была жестоко разбита в январе немецким корпусом (чут ли не с семью всего танками). Что гвардейские знаки нам дали скорее авансом, чем за великие подвиги (что, кстати, делалось не раз). Что до Миусского фронта дошла одна сводная рота - а сейчас стрелковых рот 27. Но все 27 рот верили, что они гвардейцы-сталинградцы. И с этой верой пошли в июле в бой и прорвали немецкий фронт-немецкий, а не румынский. Я сам создавал эту веру и не переставал ей удивляться. Успех летнего наступления 43 года был триумфом советской пропаганды. Есть некоторая аналогия между советской прпагандой и советской экономикой. В мирное время они обе застаиваются. И сколько бы их ни встряхивать, ни подтягивать - все зря, опять буксуют. Но во время войны, подогретые патриотизмом, направленные к одной цели - общей для всех не только на словах - они действовали превосходно. Пегас, запряженный в ярмо, сам рвался в бой. И на его крыльях люди взлетали над страхом смерти.

Самое главное, что я делал на войне - это мое скромное участие в создании мифа Победы.

218
Началось движение на Запад. Впервые немцы не сумели выступить летом, а мы сумели. Помню отчетливо тогдашние свои мысли - ну чтож, война выиграна. Теперь американские грузовики дотащат наши пушки до старой границы. Мне казалось само собой понятным, очевидным, что после чудовищных потерь первых двух лет невозможно, немыслимо рваться "в логово зверя" и укладывать еще миллион за миллионом наших солдат. Пусть Европу освобождают союзники. А мы, после выигрыша летней битвы, будем накапливать силы и удары наносить наверняка, с расчетом, без большой крови.

Но я позволил себя убедить, что так надо: выжимать из пехоты, как из колхозов, последние капли крови и не снижать темпов наступления. Захватывал грохот побед, салюты из 120, из 220 орудий...

Я вспомнил частушку отступавших немецких солдат из смеси немецких, польских и руских слов

Прощай сало, прощай шпек,
Русский гонит, немец вег.
Прощай курки, прощай яйки,
до свидания, хозчйка.
Прощай млеко, прощай вино,
До свиданья, Украина.

В БЕРЛИНЕ! Одна из величайших в мире побед. в груди все ликует, поет. И резко перебивая ликование - стыд. Мировая столица. Кучки иностранных рабочих сбиваются на углах, возвращаются во Францию, в Бельгию, и на их глазах - какой срам!

Радость , радость лилась через край и топила все сомнения. То стыдно на улицу выйти, стыдно своей формы - солдаты, офицеры пьяны, саперы миноискателем ищут в клумбах зарытое вино. То снова охватывает чувство победы.

Сталин направил тогда нечто вроде личного письма в два адреса - всем офицерам и всем коммунистам. Наше жестокое обращение , писал он, толкает немцев продолжать борьбу. Обращаться с побежденными следует гуманно и насилие прекратить. К моему глубочайшему удивлению на письмо - самого Сталина - все начхали.

Недели через две солдаты и офицеры остыли. Примерно как после атаки, когда уцелевших фрицев не убивают, а угощают сигаретами. Грабежи прекратились Пистолет перестал быть языком любви. Нескольких необходимых слов было усвоено и договаривались мирно. А неисправимых потомков Чингизхана стали судить. За немку давали 5 лет, за чешку - 10

253 Цена победы

Я не знаю, что было решающим толчком к погрому, которым завершилась война: нервная разрядка, после сыгранной трагической роли? Анархический дух народа? Военная пропаганда?

По дороге на Берлин
Вьется серый пух перин...

Это не Эренбург, на которого потом посыпались шишки, это Твардовский.

Стихи, напечатанные во фронтовой газете, когда славяне - так называли солдат - жгли и громили пустые немецкие городки. Ветер перекатывал волны пуха \ в моей памяти он белый, а не серый\ и этот пух окутал победу сверху донизу. Пух - знак погрома, знак вольной волюшки, которая кружит, насилует, жжет. Убей немца. Мсти. Ты воин мститель.

....Я продолжал говорить как бы во хмелю и даже осторожно обнял Фрау Николаус за плечи. Она не противилась. У нее был шестимесячный ребенок, надо было есть, чтобы кормить его, а я приносил консервы. но гораздо охотнее она просто бы заснула.

Перед отъездом я успел забежать к ней и принес несколько банок консервов. Пусть у нее будет молоко для ее младенца \ отца убили под Ригой\ Фрау Николаус была тронута, мы нежно простились Признаться меня потом радовало, что роман с нею так и остался платоническим и бескорыстным. И еще одна вещь порадовала - то, что район, где она жила, достался американцам.

++++++++
Это было после прорыва линии Вотана. Ее очень долго прорывали. Окопы двухметровой глубины, да еще лисьи норы, где можно пересидеть обстрел, а потом вылезть, по аккуратным ступенькам подняться в стрелковые ячейки и встретить наступающих огнем. И танки не пройдут - глубинный широкий противотанковый ров. Три раза артподготовка, бросок вперед и срыв. Пехотинцы ложились, окапывались. Через несколько дней снова бросок вперед. Последний раз расстояние 200 метров. На этот раз немцы не успели вовремя вылезти из нор. Славяне - так называли солдат - с ходу прошли все три линии укреплений.. В третьей, недостроенной, остановились. А немцы зацепились за домики деревни Калиновки, за лесопосадки.

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
поисковик
Вязьма Сергей Бурулин
ХХХХХХХХХХХХХХ

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
++++++++
Вставить в Пришвин 44.

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

Померанц
44 год - Поход был легкий. Лето 44-го. Высадка союзников в Нормандии. Бомба Штауфенберга в ставке фюрера. Рядовой немец почувствовал, что Гитлер капут, и не хотел умирать в белорусских болотах. Фронт прорван был сразу силами двух полков, наш остался в резерве и пошел в прорыв походной колонной вслед за танками. Шли два дня - 90 километров! - пока был дан приказ развернуться в цепь, наступать на какую-то высотку. И все же после месяца или двух таких легких боев, из трех рот осталось одна численностью 35 человек. И опять пополнение , и опять потери.
Война освобождала от всякого страха. Привыкали - и своей шкуры не жалеть, и чужой... Привыкали до того, что нам, героям, все позволено. И очень помню это чувство в октябре 44, перед вторжением в Восточную Пруссию. Перейдешь через границу и мсти, как твоей душе угодно. Перешагнуть через страх не теряя совести - а возможно и разума - очень трудное дело
+++++++++++++++++

+++++++++
Давид Самойлов
Осенью 43 года я кочевал по карантинам и запасным полкам города Горького. Было голодно, холодно и тоскливо. с фронтом все было не ясно. Я стремился на фронт не по особым своим боевым качествам. Конечно играли роль любопытство и желание действия. но суть в том, что фронтовой солдат в тылу приживается туго, если он не особый мерзавец.
Помню солдата по фамилии Харькевич. Он заявил себя немцем. Писал рапорты - дескать я немец и поэтому имею право на ссылку, а фронта не достоин.
Обычно же фронтовой солдат тянулся к фронту как к свободе. В тылу и кормешка была скуднее, и дисциплина зверская, и обращение скотское.
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

Давид Самойлов
Разочаровался ли Блок именно в революции, как любят это доказывать антиреволюционисты? Блок просто понял, что революция окончилась и настала пора власти, всегда ужасной в России. Всегда более ужасной, чем в ее разбушевавшейся русской стихии.

7 January 2022

Grigoriy Pomeranc (sorry, in Russian), Photo - Children prints